Les recherches spéciales

Но прежде всего, я хотел бы поблагодарить генерального директора Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М.И. Рудомино Екатерину Юрьевну Гениеву и её сотрудников за организацию этой конференции, а также за ту выставку, которую они открыли, поскольку хорошо представляю себе, насколько сложно сделать что-нибудь по теме перемещенных культурных ценностей в России. По сравнению с организацией таких мероприятий в странах Европы, нам приходится прикладывать к подобным акциям двойные усилия. Конечно, это наши внутренние проблемы. Но когда вы оцениваете действия российской стороны, прошу это также учитывать, потому что каждый шаг в этом направлении даётся нам с величайшим трудом.

Вчера, например, господин Вермот посетовал, что он с чувством лёгкого неудовлетворения встречал в Брюсселе конвой, который доставил в Бельгию возвращаемые из России архивные документы. Я понимаю его позицию, поскольку он гражданин этого государства и судит с точки зрения своей страны. Но нелишне заметить, что этот конвой включал 16 военных грузовиков бельгийской армии и 8 машин сопровождения. Если бы господин Вермот прошел в российских инстанциях процедуру согласования продвижения колонны НАТО до Москвы и обратно, то, думаю, он остался бы удовлетворённым. Тогда, полагаю, его чувство лёгкой неудовлетворённости сменилось бы в Брюсселе чувством большой радости.

Что касается судебного процесса в связи с заявленным иском Марты Ниренберг о возвращения ей картин из коллекции Херцога, о нем сегодня очень эффектно и красочно говорил А.Г. Лисицын-Светланов. Остановлюсь на некоторых нюансах. Понятно, что честолюбие адвокатов требует непосредственного участия в прениях по этому делу самого Министра культуры, и никак не меньше. Но это напоминает ситуацию, когда в ответ на требование инспектора дорожно-патрульной службы заплатить штраф адвокат стал бы требовать личного присутствия министра или замминистра внутренних дел для обсуждения конкретного нарушения. У каждого есть своя компетенция и свои полномочия. Есть соответствующие структуры Министерства культуры. Есть определённая порядковая дисциплина, которая позволяет, в частности, мне отвечать на все запросы адвокатов по данному делу. Да и вообще не понятна суть высказанного недовольства, ведь информация, содержащаяся в ответе, не изменится от того, кто его пишет.

Несколько слов о заявлении адвоката, что суд якобы намеренно затягивается. Сегодня в России есть 4 картины из представленного истицей списка. Мы этого не скрываем и честно об этом написали. Но к правовому решению вопроса этот момент никакого отношения не имеет. Мы решаем конкретную правовую ситуацию. И как адвокат сказал, что если будет принято решение (а суд может принять решение вообще заочно) и вещи обнаружатся, то они должны быть возвращены. Речь идёт о правовой коллизии. Имеют ли право наследники (в данном случае Марта Ниренберг), если эти вещи окажутся в России, потребовать их возвращения, или же нет. Я не рассматриваю сейчас отдельные нюансы этого дела, в котором действительно было много ошибок и неточностей. Я говорю о главном, принципиальном вопросе. Правовое решение должно быть при нято независимо от того, есть эти картины реально или их нет. И здесь суд очень справедливо, как я считаю, попросил сторону адвокатов представить документы, свидетельствующие о том, что картины, о которых просит наследница, относятся к причитающейся ей доле по разделу коллекции Херцога, или же что она представляет интересы всех наследников этой коллекции. К сожалению, такой документ до сих пор не был представлен. Уважаемый господин Лисицын-Светланов ходит в суд с известным трудом Ласло Мравика. Но в этом исследовании, как и во всяком глобальном труде, есть неточности и ошибки. К тому же это совершенно не юридический документ. Суд же просит показать те документы, которые подтверждают, что именно требуемые картины относятся к наследству Марты Ниренберг. Суду необходимо получить доказательства, чтобы потом не иметь исков со стороны других наследников картин из этой коллекции. Но пока таких документов адвокатами не представлено, заседания суда или переносятся, или проходят в бесплодных обсуждениях не конкретной ситуации, а положений российского закона.

Еще один момент: адвокатов не устраивает заключение музейных экспертов. Фактически спекулируя на профессиональном имидже Государственного музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина, делаются патетические заявления: как, мол, могли специалисты не опознать венгерские картины, если на них есть таблички собрания Херцога. Но ведь коллекция Херцога не имела статичного характера. Вещи меняли владельцев, и осталась ли старая табличка при переходе от Херцога в новые руки или нет, - это уже отдельный разговор. Например, после распродаж 1930-х гг. во многих музеях мира сегодня найдутся замечательные полотна с табличками и штампами Госуйарственного Эрмитажа. Однако права этих музеев вполне легитимны, и требовать картины обратно лишь потому, что на них есть пометы Эрмитажа, Россия не в праве. Так что сами по себе таблички ничего еще не доказывают и являются лишь косвенным аргументом. И опять же они не имеют никакого отношения к правовой ситуации, которую призван решить суд.

Теперь что касается вопросов, связанных с темой сегодняшней конференции. Я постараюсь уложиться в оставшиеся 5 минут. Прежде всего, я хотел бы прокомментировать высказывание уважаемого Александра Львовича Маковского и то, что прозвучало в выступлении Марка Моисеевича Богуславского о компенсаторной реституции. Компенсаторная реституция изначально была направлена на то, чтобы наша отечественная культура получила компенсацию за те потери, которые она понесла. Надо отчётливо понимать, что компенсация - это не значит, что вместо азбуки Фёдорова у нас будет библия Гуттенберга. При всей ценности последней, она не заменит для русской культуры лакуну, образовавшуюся вследствие утраты первой. Вопрос о компенсации - это сложный вопрос, и он может решаться в разных формах. Для меня лично как для историка и искусствоведа, очевидно, что храм в Новгороде и собранные по крупицам фрески гораздо ценнее для нашей культуры, чем III витражей, пролежавших полвека в закрытых фондах Эрмитажа. Полагаю, что и для большинства деятелей культуры это не вызывает возражений. Если мы так будем смотреть на данный вопрос, тогда всё станет на свои места, в том числе по проблеме культурных ценностей в частных руках. Здесь основа для цивилизованного диалога, и мы к нему будем стремиться. Другой разговор - как решать данную проблему с правовой точки зрения.

Возвращаясь к нашей теме, хочу отметить очень хороший доклад господина К.Акиньши по американским эпизодам. Я очень рад, что он прозвучал, поскольку в силу разных обстоятельств в последнее время подаётся такое мнение, что вот только советские войска бесчинствовали и т.д. Хотя мы вели себя не лучше, но и не хуже остальных армий, оккупировавших Германию в 1945 г. Да были факты вывоза культурных ценностей в частном порядке. Но если мы посмотрим на персональный состав таких везунов, а документы позволяют это сделать, мы с вами практически не увидим солдат и младших офицеров. К этому, как ни прискорбно, имели отношение в основном чины послевоенной администрации, в том числе высший руководящий состав. Поэтому я прошу в перспективе нивелировать огульные заявления о том, что, мол, советские солдаты повально грабили культурные ценности. Например, для 6 миллионов военнослужащих, которые были ранены на внутренних фронтах СССР, этот вопрос вообще не стоял.

Если вы откроете поэму Александра Твардовского Василий Теркин, то найдёте там полный перечень того, что доставалось солдату: часы, велосипед, лошадь, корова. Всё. Ведь мы же знаем, что те картины, которые мы вчера увидели на выставке, не принес солдат в своём заплечном мешке, и не привёз лейтенант в чемодане. Документы свидетельствуют о том, что предметы искусства вывозились совсем иным образом. Эти документы появились не сегодня и не вчера. Они были сформулированы в ходе знаменитого трофейного дела 1947-1955 гг., когда в рамках борьбы Сталина с Жуковым МГБ (Министерство государственной безопасности) избрало тактику - бить по мародёрству. Тогда и были вскрыты факты, как из оперативного сектора Берлина в СССР отправлялись самолётами картины, в том числе и из Дрездена.

Как теперь государство должно смотреть на эти предметы? Каков их юридический статус? Господин Акиньша называл американские распоряжения по данному поводу. У нас тоже были такие распоряжения. Недавно они были рассекречены. Я назову важную, с моей точки зрения, шифровку, которая недавно была, наконец, опубликована. Это особо секретная шифровка, отправленная Жуковым 28 сентября 1945 года начальнику тыла группы советских войск в Германии. В этой шифровке предписывалось с 26 сентября 1945 года по линии реки Одер выставить комендатуры, которым вменить в обязанность отбирать у военнослужащих всё имущество, которое они везут вне перечня, утверждённого знаменитым июньским приказом 1945 года. Этот приказ был частично опубликован в 1994 ГОДУ в известной работе П.Н. Кнышевского. Там перечисляются автомашины, мотоциклы, велосипеды, меха, шубы, но нет ни картин, ни скульптур, ни предметов, которые мы сегодня называем культурными ценностями. Таким образом, эта шифровка говорит о том, что всё, что в этот перечень не входило, вывозилось военнослужащими с точки зрения государства незаконно. И это потом прозвучало, как ни странно, в деле самого Жукова, когда его боевых соратников сажали за этот незаконный вывоз и присвоение государственной собственности. Таким образом, юридический взгляд на эту ситуацию следующий: если бы, допустим, уважаемого капитана Балдина остановили на линии Одера и досмотрели, то у него все рисунки были бы изъяты, и он за это ещё бы и пострадал. Т.е. вывоз произошёл с юридической точки зрения незаконно. И поэтому сегодня при восстановлении собственником своих прав мы имеем все основания давать разрешение на вывоз таких предметов в рамках возвращения незаконно ввезённого имущества. Вы знаете, что помимо 101 рисунка, разрешенных к вывозу, именно на этом же основании мы вернули в Дрезден ещё 4 картины от частных коллекционеров.

Теперь несколько слов по поводу прав собственности наших коллекционеров на такие культурные ценности. Очень важный момент, на мой взгляд, уже частично на конференции озвученный: что такое «коллекционер не знал или не мог знать» о том, что тот, у кого приобретается ценность, не имел права отчуждать этот предмет. Дело в том, что из всех документов, и в том числе из судебных процессов, из судебных решений, которые являются важным аргументом, следует, что незаконность приобретения рассматривалась советским государством не с точки зрения незаконности изъятия ценностей из иностранного владения, а с точки зрения незаконности их сокрытия от государства. Уникальный случай произошёл с генералом Телегиным. Его осудили по трофейному делу, а позднее полностью реабилитировали с восстановлением в звании. Но когда он написал запрос, чтобы ему вернули имущество, за которое его посадили, ему ответили, что это имущество было приобретено незаконным путём. Получилась правовая коллизия. Генерал оправдан за приобретение имущества, но статус этого имущества государство не изменило. То есть, то за что он сел, остаётся незаконным, но его действия признаны легитимными и подлежащими реабилитации. Это сложно для понимания, особенно для иностранных граждан. Но сегодня, если вы пойдёте в суд, именно на это и будет обращено внимание. То есть вопрос о законности отчуждения у иностранного собственника вообще не стоял. Он признавался априори. И это судебное решение по делу генерала Телегина - яркий тому пример.

Я глубоко убежден, что позитивный путь решения ситуаций, связанных с перемещенными культурными ценностями в частных руках, находится сегодня не в залах суда, а в уважительных контактах и поисках компромиссных решений.

Автор:  Кибовский А.В.
Статус (кем работает или откуда):  Департамент по сохранению культурных ценностей, Министерства культуры РФ