Для оценки и систематизации огромного массива культурных ценностей, вывезенных из России в годы Великой Отечественной войны и доставленных на Рижский сборный пункт, были привлечены известные немецкие ученые, представители университетской профессуры, квалифицированные музейные специалисты. На сборном пункте работали над списками ценностей, отправляемых в Германию, изготовляли тару, на упаковки и ящики наносили новые обозначения.

Некоторые картины по рекомендациям специалистов уничтожали на месте, многие иконы отправляли без описаний и регистрации.

Картины, иконы, скульптуры, упакованные в ящики, по распоряжению одного из руководителей Оперативного Штаба Розенберга Роберта Шольца предназначались к отправке в замок Кольмберг (под городом Ансбахом в Баварии) под личную ответственность его владельца.

Первый эшелон из 9 вагонов с культурными ценностями, конфискованными в музеях, дворцах и монастырях северо-западных районов России, был отправлен 15 марта 1944 года. Позднее из Риги в этот же адрес ушли еще 4 вагона. 3 мая 1944 года в Кольмберг были отправлены 3 вагона с ценнейшими предметами искусства.

Под особой охраной в замок доставили и сокровища Псково-Печерского монастыря, с руководством которого был оформлен договор о взятии монастырских ценностей на хранение. Случай уникальный в практике нацистской конфискации в России.

Руководство Главной рабочей группы уведомило владельца замка, что «качество картин по большей части плохое, их происхождение установить невозможно…, картины, которые датированы ХVIII или ХIХ веком, скорее всего являются подражаниями…» Среди экспертов рижского сборного пункта не оказалось специалиста, знающего русское искусство последних трех веков. Немецкие искусствоведы из-за незнания русского языка не смогли расшифровать авторские подписи.

Владелец замка, бывший германский посол и известный коллекционер д-р Эрнст-Артур Форедж согласился принять огромный массив ценностей с условием, что в Кольмберг будет направлен его племянник Адальберт Форедж. Последний был научным ассистентом Берлинского музея, служил экспертом в Штабе Розенберга. Его знания, по мнению д-ра Фореджа, позволяли завершить работу над списком и описями прибывших в замок предметов.

3 октября 1944 года их работу прервал телефонный звонок. Некий г-н Гёппель, назвавшийся представителем Министерства по восточным территориям, уведомлял, что находится в Ансбахе и намерен по личному поручению рейхсляйтера Розенберга посетить Кольмберг. Цель визита - отобрать из фондов сокровищ Псково-Печорского монастыря несколько предметов для подарка епископу монастыря.

Обескураженный Форедж стал выяснять, располагает ли собеседник документом, подтверждающим его полномочия на извлечение предметов? Такого документа у собеседника не было.

Д-р Форедж поинтересовался: неужели в Министерстве по восточным территориям не знают, при каких обстоятельствах Главная рабочая группа «Остланд» приняла от монастыря сокровища? Этого г-н Гёппель не знал. Ему были даны необходимые разъяснения: находящееся в замке серебряное собрание является собственностью монастыря и передано под опеку Оперативного Штаба с санкции Политического отдела Министерства по оккупированным территориям. Таким образом, заключил г-н Форедж, никто не имеет права вскрывать запечатанные монастырем ящики. И даже распоряжение самого рейхсминистра Розенберга вряд ли поможет решить проблему.

Недовольный г-н Гёппель прервал телефонный разговор.

Но через некоторое время позвонил снова и заявил, что предметы необходимы для киносъемки фиктивного возвращения сокровищ монастырю. Сюжет планируют показать на киноэкранах, чтобы опровергнуть ложные сообщения советской печати о присвоении церковного имущества германскими властями.

Форедж, в свою очередь, заявил, что недозволенное изъятие какого-либо предмета из коллекции Печорского монастыря совершенно недопустимо.

И посоветовал как профессиональный дипломат: опровергать советские инсинуации проще и эффективнее публичным выступлением епископа монастыря с изложением истинного положения дел.

О телефонном разговоре с Гёппелем дипломат тут же проинформировал руководство Оперативного Штаба и рекомендовал впредь не устраивать ситуации, которые могут спровоцировать для рейха нежелательные политические последствия. Заодно попросил руководство Штаба проинформировать об этом г-на Розенберга. Форедж с Адальбертом еще раз проверили наличие опечатанных ящиков с ценностями Печорского монастыря, внимательно проштудировали перечень всех 614 предметов. Золотые и серебряные кубки, евангелие в серебряной оправе, золотые цепочки, серебряные кресты, шкатулки, ценные иконы, золотые кольца, серьги с драгоценными камнями, медали, ордена, платья с вышивкой, бархатная одежда священников были на месте и в полном порядке.

Основной массив ценностей размещался в гараже и во флигеле. Предназначенные для сверки и переупаковки предметы обычно поднимали в ящиках на второй этаж замка. По маркировкам на ящиках определяли ценности, принадлежащие русским городам: Новгороду, Пскову, Истре, Смоленску, Павловску, Гатчине, Петергофу, Царскому Селу…

Форедж, опытный дипломат, не утративший политического чутья и трезвости мышления, не был фанатичным сторонником фюрера. Он предвидел неизбежный крах нацистского кошмара. Он знал, что тысячи произведений искусства широким потоком уплывали на процветающий «черный» рынок Европы. Вещи переходили из рук в руки без каких-либо юридических формальностей, без таможенного контроля.

Ему был глубоко чужд приобретательский ажиотаж в среде германской элиты, скупающей за бесценок предметы декоративного искусства и живопись, включая работы дегенеративных авторов.

По его мнению, традиционная торговля антиквариатом в годы войны в Европе превратилась в циничный базар, где осуществлялись невероятные по масштабам и наглости сделки, в которых участвовало высшее нацистское руководство.

Д-р Форедж предвидел, что территория Средней Франконии с Ансбахом и Кольмбергом после окончательного краха гитлеризма будет оккупирована американцами. Он без особых опасений готовился к встрече с ними, собирая и анализируя информацию о прежних владельцах и местах происхождения находящихся под его патронажем российских предметов.

Племянник принялся формировать досье о фактах перемещения русских ценностей из Ансбаха в австрийский замок Когль. Было подобрано немало документальных свидетельств о направлении конфискованных ценностей в тайные хранилища по приказам начальника отдела «Изобразительное искусство» Роберта Шольца. В том числе об отправке в Австрию списков предметов, размещенных в других хранилищах Германии.

 

 

К этому времени американские власти установили, что Адальберт Форедж, племянник владельца замка, был связан с Оперативным Штабом Розенберга. Его арестовали и препроводили в Хаммельбург. Дядя прилагал отчаянные попытки облегчить участь Адальберта, убеждая американцев, что без его участия невозможно закончить систематизацию и упаковку оставшихся в замке культурных ценностей. Он официально обратился к американским властям с просьбой выпустить племянника под его опеку.

Кроме ранее отправленных на Мюнхенский коллекционный пункт произведений искусства им требовалось подготовить еще 2,5 тонны грузов с культурными ценностями. Часть из них было необходимо упаковать в ящики, некоторые вещи нуждались в переупаковке.

 

 

В управлении СВАГа (Советская военная администрация в Германии) по репарациям и поставкам отдел по реституциям возглавлял подполковник Гуляев. Отправку репарационных грузов (тракторов, экскаваторов, морского и речного транспорта, лошадей и каракулевых овец и т.п.) Управление согласовывало в Москве с Наркоматом внешней торговли, однако в столице не было координатора, с которым можно было бы решать вопросы возвращения в Россию найденных в Германии культурных ценностей советского происхождения.

Начальник Управления генерал Зорин и подполковник Гуляев не знали, кто будет принимать в России найденные грузы, заполнившие дефицитные площади складских помещений Восточной гавани в Берлине.

А потенциальные получатели отечественного «культурного» массива в московских кабинетах хранили молчание. Конфликт с администрацией складов подполковнику Гуляеву удалось на время уладить: пообещал грузы «с иконами» вывезти в ближайшие 3-4 недели.

Москва упорно отказывалась назвать получателей отечественных сокровищ. В Берлине не знали адресов, по которым можно было отправлять ценности. Между тем, на склады Управления из американской зоны оккупации в апреле и мае 1947 года поступили ценности в 30 вагонах! Не были вывезены поступившие на склад в сентябре 1946 года ящики с иконами.

Серьезные опасения вызывали неблагоприятные условия хранения художественных ценностей и состояние их упаковки. Безрезультатными оказались обращения о содействии к Председателю ЧГК Швернику, затем в ЦК ВКП(б) к Ворошилову.

Отчаявшись, подполковник Гуляев обратился с рапортом к Главному контролеру Министерства Государственной безопасности Федюнину, сообщил ему номера многочисленных телеграмм и писем, направленных в Москву.

Коммунисты отдела реституции на своем собрании решили обратиться к вышестоящим партийным инстанциям, чтобы там оказали содействие в отправке грузов на Родину.

Гуляев «пробил» командировку начальника отделения культурных ценностей Зурабова в Москву с заданием доложить о крайне тревожной ситуации работникам ЦК ВКП (б).

Возвратившийся из столицы «гонец» особо не обрадовал: в ЦК согласились с мнением Управления передать ценности ведомству т.Зуевой (Комитет по делам культурно-просветительных учреждений), ей рекомендовали командировать в Берлин экспертов во главе с т. Марчуковым, который должен организовать прием и срочный вывоз грузов.

 

В Управлении стало известно: Сталин подписал Постановление ГКО № 9256, в котором говорилось: «Обязать Комитет по делам искусств при СНК СССР (т. Храпченко) вывезти на базы Комитета в Москву для пополнения государственных музеев наиболее ценные художественные произведения живописи, скульптуры и предметы прикладного искусства, а также антикварные музейные ценности».

Началось массированное перемещение в СССР культурных ценностей Германии в качестве компенсаторной реституции.

Гуляев предполагал, что проблема отправки домой отечественных культурных ценностей отодвинута на второй план, под его личную ответственность. Настанет час, когда его призовут к ответу. И многочисленные обращения «наверх» его не оправдают. На рабочих причалах Восточной гавани подполковнику пришла, как он считал, подходящая идея. Из Восточной гавани в Россию морским путем отправлялись суда и грузовые баржи, также некогда конфискованные оккупантами и обнаруженные на судоходных реках Германии.

Гуляев знал, что Постановлением ГКО готовить базы для приема «трофейного» художественного имущества предписывалось Комитету по делам искусств СССР.

Гуляев предложил генералу Зорину отправить российские культурные ценности домой водным путем. Зорин коротко приказал: - «Готовь ориентировку!».

Через неделю Председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР Михаил Борисович Храпченко изучал текст полученной из Берлина депеши. Начальник Управления репараций и поставок СВАГ генерал-майор Зорин сообщал:

«На территории оккупированной Германии находятся культурно-художественные ценности, награбленные в Советском Союзе. В настоящее время все найденное имущество возвращается на Родину исключительно морским путем на барже. Порт назначения - Ленинград.

Смысл и пафос генеральского послания стал понятным не сразу. Еще и месяца не прошло, как заместители Храпченко стали выполнять указание товарища Сталина - вывезти на базы Комитета «трофейное» имущество. Ситуация с базами, а это в основном хранилища Эрмитажа и Музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина, оказалась очень непростой: из эвакуации возвращаются сотни тысяч собственных экспонатов. Работников нет, с транспортом сложно, а тут еще генерал со своей баржей.

Храпченко пригласил в кабинет своего заместителя, курирующего проблемы реэвакуации и размещения «трофеев». Сурин ознакомился с посланием генерала Зорина и сразу же оценил ситуацию:«Блефует генерал. Уж он-то знает, что вывоз возвращаемого имущества инстанции поручили «соседям» - Комитету по культпросветучреждениям. Только товарищ Зуева волынит дело. Эрмитаж в настоящее время вряд ли сможет принять баржу и разместить у себя ее содержимое».

Тут же обдумали корректный отказ генералу – без оскорбляющих его мотиваций, без намеков, что он «ошибся адресом».

«Комитет готов поручить Эрмитажу прием, хранение и возврат по принадлежности культурно-художественных ценностей, похищенных немецко-фашистскими захватчиками из Советского Союза, которые возвращаются в Ленинград».

В конце письма руководства Комитета по делам искусств СНК Зорину была любопытная приписка.«Просим дополнительно сообщить о порядке приема и хранения прибывающих в Эрмитаж экспонатов и об условиях их возврата владельцам. Комитет не располагает сведениями, кто будет оплачивать разгрузку баржи. В зависимости от Вашего ответа будет решен вопрос об указании Эрмитажу»

Ответ Комитета по делам искусств генерала Зорина не удивил: подтверждалось давнее его наблюдение – военизированное мышление на всех уровнях реагировало только на прямые указания вышестоящего начальства. Товарищ Храпченко руководящих директив не получал, в бюджете ведомства разгрузка и хранение найденных в Германии музейных ценностей России не предусмотрены. Вот Председатель и воспользовался шансом уйти от решения государственного вопроса.

Долгожданная группа Уполномоченного Комитета по делам культпросветучреждений Марчукова прибыла в Берлин в октябре 1947 года. По настоянию подполковника Гуляева они образовали Комиссию для составления подробной описи и оценки поступивших из американской зоны оккупации культурных ценностей.

Определить число экспонатов из-за отсутствия соответствующих документов комиссия не смогла. Обработать такой массив и составить инвентаризационную опись в условиях необорудованного складского помещения, без справочных материалов, по мнению Комиссии, было нереально.

24 октября 1947 года Комиссия доложила: «Составление подробной описи с оценкой имущества может быть осуществлено только в условиях постоянного музейного хранения. С привлечением высококвалифицированных специалистов соответствующих профессий».

Утром 6 ноября 1947 года, накануне празднования 30-й годовщины Октябрьской революции, сбылось давнее желание подполковника Гуляева: на родину отправились побывавшие в долгом плену культурные ценности Советского Союза. В 19 железнодорожных вагонах со складов Восточной гавани Берлина ценности ушли в Киев, Царское Село, Минск и Новгород.

Эшелон, направляющийся из Берлина в Царское Село, сопровождал директор Центрального хранилища Анатолий Михайлович Кучумов.

Он был, пожалуй, самым самоотверженным поисковиком пропавших за время оккупации отечественных ценностей. Сразу же после освобождения северо-западных районов России Кучумов, не имея транспорта, ухитрялся разъезжать по разоренным территориям, находил и возвращался на попутках с похищенными музейными вещами. В заминированных парках, в брошенных бункерах отыскивал столы с отпиленными ножками, стулья, отколотые листы литья. В заросшем крапивой окопе он обнаружил резные двери из редких пород дерева. Статуи из дворцов были брошены в местах полевого пребывания войск. Вырезанный из рамы портрет Петра I в полный рост Кучумов отыскал среди чердачного хлама.

В частных домах на территории Эстонии и Латвии ему удалось обнаружить мебель и фрагменты внутреннего убранства дворцов Гатчины и Павловска. В эстонском городке Выра обнаружил настоящий склад, набитый мебелью из Екатерининского дворца.

В одном из частных домов он увидел показавшийся ему знакомым стол и попросил разрешения его осмотреть. На обратной стороне столешницы красовался инвентарный номер Екатерининского дворца.

В городском кафетерии поисковик обратил внимание на две японские чаши ХVIII века, используемые поварами для замешивания теста. Выяснилось: чаши принадлежали Павловскому дворцу. На окраине той же Выры, в придорожном рве он заметил груду книг в кожаных переплетах и несколько миниатюрных скульптур.

В Центральное хранилище директор возвратился с полным вагоном найденных вещей.

Позднее, с помощью своих сотрудников, ему удалось отыскать в Риге 400 картин, 8.000 камей и немало других предметов искусства. Например, в Таллиннском доме офицеров находилась коллекция дворцовых стульев…

Фонды Центрального хранилища пополнились еще одним вагоном найденных предметов, принадлежащих российским дворцам и музеям. А неутомимый Анатолий Михайлович отправился в Восточную Пруссию на поиски 29 ящиков с панелями Янтарной комнаты. С особой тщательностью он обследовал в разрушенном Кенигсберге замки, подземные помещения и туннели. Но поиски оказались безуспешными.

Центральное хранилище создавалось в первые дни войны для подготовки сокровищ Екатерининского, Павловского, Гатчинского дворцов и Петродворца к эвакуации на восток. Погрузку и сопровождение поручили Кучумову. Он, будучи хранителем Екатерининского дворца, великолепно знал все императорские коллекции, отправляемые за Урал.

Уникальные ценности пригородных ленинградских дворцов, доставленные по железной дороге в Новосибирск, были размещены в недостроенном здании театра оперы и балета.

Анатолий Михайлович прежде всего организовал безопасное хранение бесценных фондов, предусмотрел график доставки угля на трамвае в зимний период.

В 1945 году дворцовые фонды вернулись в Центральное хранилище. Туда же стали поступать похищенные за годы немецкой оккупации вещи, принадлежавшие музеям и библиотекам Советского Союза. Их приходилось идентифицировать и рассылать по местам происхождения. Без выходных работали секции живописи, графики, мебели и тканей, фарфора, металла и музейных книг.

В хранилище в 1946 году находилось 200.000 предметов музейного значения, включая прибывшие из реэвакуации фонды императорских дворцов.

 

В декабре 1947 года в сопровождении Кучумова из Берлинского склада «Дерутра» в хранилище прибыло 607 ящиков советских культурных ценностей, точное количество и происхождение которых предстояло определить.

К середине февраля 1948 года сотрудники Центрального хранилища в числе возвращенного из Германии установили предметы, принадлежащие:

-              Новгородскому музею (иконы, деревянная резная скульптура);

-              Псковскому (иконы, картины, гравюры);

-              Киевским музеям (250 картин);

-              Академии наук Украины (книги, негативы, археология); - Ростовскому музею (40 картин);

-              Керченскому археологическому музею (30 ящиков);

-              Белорусскому государственному музею (30 картин).

Директор хранилища, учитывая малочисленность штата сотрудников и специалистов, разрешал проводить обработку поступивших предметов по упрощенной схеме. Некоторые ящики вскрывались, сотрудники выявляли общий характер находящихся в них ценностей и устанавливали их возможную принадлежность подлинным владельцам.

В результате среди грузов, переданных хранилищем Артиллерийскому историческому музею в Ленинграде, позднее было обнаружено значительное количество акварелей и картин, принадлежавших пригородным дворцам-музеям. В частности, в фондах Артиллерийского музея оказалось свыше 10 акварелей Ланга с формами русских войск, имеющих шифры Гатчинского дворца.

В хранилище среди прибывшего груза обнаружили 35 картин Русского музея, вывезенных штабом Розенберга в 1941 году из Алупкинского дворца. Полотна вернули на законные места. Но 10 произведений по ошибке отправили в Крым.

До настоящего времени из 183 экспонатов, входивших в состав передвижной выставки Русского музея 1940-41 гг., удалось вернуть лишь 54.

 

Р. S. Управлению генерала Зорина удалось-таки отправить в Ленинград «исключительно морским путем культурные ценности особой значимости»:

-              Группу фонтана «Нептун» (12 ящиков общим весом свыше 10 тонн), отысканную отделом реституции в Нюрнберге, доставили пароходом «Менделеев» из Бремена в Петродворец.

-              Готторпский глобус из Царского Села, обнаруженный англичанами в Любеке, отправили через Мурманск пароходом «Сталинабад» в адрес Эрмитажа.

 

Проблема «скрытого» распределения прибывших из Германии предметов, принадлежавших советским учреждениям культуры, требует тщательного исследования. Дело в том, что списки возвращенного имущества различных учреждений культуры, составленные в Центральном хранилище, обнаружить в архивах не удалось.

Согласно установленному на тот период порядку, списки должны были направляться в Комитет по делам искусств и в Комитет по делам культурно-просветительных учреждений. Проведенные поиски в разных федеральных и ведомственных архивах результатов не дали. Центральное хранилище неоднократно информировало вышестоящие организации о том, что фонды перегружены музейным имуществом, создавшееся положение не позволяет должным образом осуществлять длительное хранение и сохранность ценностей, возвращенных из Германии.

Получатели имущества (местные музеи и библиотеки), не располагающие денежными средствами и транспортом, обремененные множеством послевоенных проблем, на первых порах уклонялись от получения грузов.

Документально подтверждается: какое-то число возвращенных ценностей находится в фондах российских музеев, однако в тех музеях, откуда они были вывезены во время войны, эти экспонаты до сих пор считаются утраченными.

Некоторое время назад в ходе инвентаризации перемещенных культурных ценностей в Государственном Эрмитаже был обнаружен ряд произведений российского происхождения. Согласно документации эти работы прибыли из Германии вместе с имуществом, вывезенным в порядке компенсаторной реституции.

Обращение к материалам Национального архива США позволило установить, что картины были найдены в американской зоне оккупации Германии. Вывезенные штабом Розенберга, они находились в замке Нойшванштейн и в замке Херреншимзее. Из мюнхенского сборного пункта 30 января 1948 года были доставлены в числе 96 предметов искусства в Берлин.

Для Управления генерала Зорина отправление «опоздавших» к отправке эшелона 1947 года ценностей доставляло немалых хлопот. На сей раз, избегая бюрократической переписки с Комитетом по делам культурно-просветительных учреждений, возвращенные картины отправили вместе с грузами перемещенных ценностей на базу Комитета по делам искусств – в Эрмитаж. Грузы прибыли в адрес в 1949 году спецэшелоном №1190.

 

В Эрмитаж работы российского происхождения прибыли под номерами мюнхенского сборного пункта, в то время как американский вариант списка имел двойную нумерацию, включая российскую.

 

1. Богаевский «Пейзаж в Керчи», 115х187, 1935.

Munich Arr. No - № 13841/3; Russian Run. No - №4828.

 

2. Кончаловский «Горный пейзаж», 95,5х126, ХХ в.

М. - №13841/9; R. - №4834.

 

3. Кучумов «Допрос пленного», 120х265, 1913.

М. - №13841/2; R. - №4827.

 

4. Мальцев «Пленные запорожцы у татар», 112х226, ХХ в.

М. - №13841/1; R. - №4826.

 

5. Малявин «Женщина с тулупом», 182х117, 1899.

М. - №13841/4; R. - №4829.

 

6. Н. х. «Праздник в колхозе», 153,5х221,5, ХХ в.

М. - №13841/7; R. - №4832.

 

7. Н. х. «Крымский пейзаж», 109,5х385,5, ХХ в.

М. - №13841/5; R. - №4830.

 

8. Крюгер Ф. «Портрет Фридриха Вильгельма IV», 242х154.

М. - №11475/9; R. – №4803.

 

9. Камбьязо Л. «Венера и Адонис», 172х128, ХVI в.

М.- №11475/5; R. - №4799.

 

10. Вестин Ф. «Карл IV Юхан Бернадотт», 225х154, 1830.

М. - №11475/7; R. - №4801/.

 

В ходе изучения материалов Министерства внешней торговли СССР (фонды Российского государственного архива экономики) выяснилось: названные выше произведения находились в числе 96 единиц, полученных из Мюнхена (54 картины, 13 икон, 5 книг и др. имущество).  После опубликования в 3-ем томе «Сводного каталога» утраченных в годы войны произведений, в фондах Эрмитажа были выявлены 2 картины, принадлежавшие Русскому музею: «Красин» во льдах» Дроздова и «Ахилл у тела Патрокла» Ковригина. Картины были вывезены штабом Розенберга из Крыма, где находилась передвижная выставка Русского музея. Сотрудники Эрмитажа без особого труда обнаружили еще одно произведение Русского музея, на этот раз работу И.Аргунова «Женский портрет».

Следует напомнить, что произведения передвижки Русского музея оказались не только в Эрмитаже, но и в Ростове-на-Дону, в Павловске, в Симферополе, Феодосии, Ялте и в Москве.         

Иконы Пскова хранятся с послевоенного времени в Государственном историческом музее, здесь же находится ряд «безымянных» предметов культуры, принадлежавших неустановленным владельцам.

Представляется целесообразным издать специальный том «Сводного каталога» с размещением экспонатов, принадлежавших России и находящихся в «чужих» фондах на территории бывшего СССР.

Чрезвычайные меры, применяемые государством за неисполнение предписаний руководства, вырабатывали «защитную» аргументацию чиновников. «Наверх» следовали полные оптимизма рапорты о благополучной эвакуации из прифронтовой полосы музейных ценностей, об их спасении и счастливом возвращении из Германии.

На заседании экспертной Комиссии ЧГК в 1943 году начальник отдела музеев Комитета по делам культурно-просветительных учреждений бодро доложил о том, что фонды Сталинградского краеведческого музея, благодаря усилиям Комитета, находятся в надежном хранилище. На самом деле имущество музея погибло полностью еще в 1942 году.

Главный хранитель Русского музея в беседе с корреспондентом газеты «Труд» 4 июля 1944 года заявил: «Неисчислимые богатства музея в полной сохранности. Мы счастливы, что нам удалось сберечь все до единой картины, всю бронзу, фарфор, скульптуру. Недавно вскрыли кладовую, где хранились ковры и ткани. Они тоже в отличном состоянии».

За бортом своей памяти счастливый хранитель оставил 187 похищенных нацистами в Крыму полотен передвижной выставки музея.

Специальная комиссия под председательством академика Грабаря участвовала в приемке вернувшихся из Новосибирска экспонатов Третьяковской галереи. Комиссия удостоверилась, что в 634 ящиках находятся неповрежденные иконы, картины, скульптуры, графика. О ценных картинах, переданных до войны на временное хранение советским представительствам за границей, вспомнили в 1947 году. Сочли их утраченными на территории оккупированных стран. И с санкции Комитета по делам искусств полотна были списаны с баланса Третьяковки.

Примеры можно множить, но и этого достаточно, чтобы понять: реальная картина потерь искажена. В анналах ЧГК потери той же Третьяковки были представлены десятком рам, сгоревших во флигеле в результате вражеских бомбардировок Москвы.

 

Розенберг, по приказам которого осуществлялся захват и конфискация предметов искусства, был признан виновным в организации системы грабежа публичной и частной собственности во всех странах Европы. На Нюрнбергском процессе было установлено:

-              разграбление и разрушение культурных ценностей народов оккупированных территорий производилось по заранее разработанному плану;

-              наиболее активную роль в организации ограбления и разрушения играли подсудимые Розенберг, Риббентроп, Франк и Геринг. Из учреждений культуры на оккупированной территории СССР было вывезено около 25% не эвакуированных музейных предметов. Часть из них погибла во время боевых действий. Было найдено и возвращено в СССР после освобождения от оккупантов около 1,5 млн единиц.